– В то время, как у прочих декабристов более или менее выражались аристократические привычки, он был демократом в истинном смысле этого слова и был всегда верен самому себе и одинаков со всеми. Человек самых противоположных с ним политических убеждений не мог бы отнестись к нему без глубокого уважения, и лицей по справедливости может гордиться Пущиным».
15 мая 2020 года исполняется 222 года со дня рождения одного из лидеров восстания на Сенатской площади 14 декабря 1825 года, члена тайного общества «Союз благоденствия», лицеиста первого выпуска Ивана Ивановича Пущина (1798 – 1859). «Мой первый друг, мой друг бесценный!..» – писал А. С. Пушкин в посвящённом Жанно, как звали его лицеисты, стихотворении. И это звание самый близкий товарищ поэта с лицейских времён подтвердил всей своей жизнью, в том числе написав в сибирской ссылке самые полные и достоверные воспоминания о своём гениальном друге.
Лицей много значил для выпускников. Именно здесь под влиянием лекций лучших профессоров сформировались идеалы, которые лицеисты пронесли через всю жизнь, сохранив верность лицейскому братству и преданность друзьям.
В августе 1811 года дед Пущина адмирал П. И. Пущин повёз к министру народного просвещения графу А. К. Разумовскому внука, записанного в число кандидатов для поступления в Лицей, «новое заведение, которое самым своим названием поражало публику в России – не все тогда имели понятие о колоннадах и ротондах в афинских садах, где греческие философы научно беседовали с своими учениками, – отмечает Иван Пущин в своих «Записках И. И. Пущина о Пушкине». – Уже в 1817 году, когда после выпуска мы шестеро, назначенные в гвардию, были в лицейских мундирах на параде гвардейского корпуса, подъезжает к нам граф Милорадович, корпусной командир, с вопросом: что мы за люди и какой это мундир? Услышав наш ответ, он несколько задумался и потом очень важно сказал окружавшим его: „Да это не то, что Университет, не то, что Кадетский Корпус, не Гимназия, не Семинария – это Лицей!“ – Поклонился и ускакал».
Высок был статус этого учебного заведения в России, так же как и высоки помыслы лучших его выпускников, мечты которых о лучшем будущем для Отчизны привели их в конце концов на Сенатскую площадь 14 декабря 1825 года.
Но тогда, в 1811 году, они были просто детьми, которые дружили, скучали по дому, много читали.
«Все мы видели, что Пушкин нас опередил, многое прочёл, о чём мы и не слыхали, всё, что читал, помнил; но достоинство его состояло в том, что он отнюдь не думал выказываться и важничать», – писал позже, вспоминая о лицейских годах, сосед Пушкина по лицейской «келье» Иван Пущин.
Друзья были очень похожи – оба имели подвижную, творческую, свободную натуру при очевидном различии темпераментов: неугомонный холерик Александр и уравновешенный сангвиник Иван. При таком раскладе ровесник будущего гения выполнял при нём, по сути, роль старшего брата, то утешая друга в неудачах, то урезонивая за излишнюю резвость. «Пушкин иногда неуместными шутками, неловкими колкостями сам ставил себя в затруднительное положение, не умея потом из него выйти. Я, как сосед, часто, когда все уже засыпали, толковал с ним вполголоса через перегородку о каком-нибудь вздорном случае того дня; тут я видел ясно, что он по щекотливости всякому вздору приписывал какую-то важность, и это его волновало. Вместе мы, как умели, сглаживали некоторые шероховатости…»
Вскоре после выхода из лицея Пущин вступил в первое тайное общество – «Священную артель», основанное гвардейскими офицерами в 1814 году, в которую входили А. Н. и М. Н. Муравьёвы, П. Колошин, И. Бурцов, В. Вальховский, В. Кюхельбекер. В 1817 году Иван Пущин стал членом тайного общества «Союз спасения», а в 1818 году – «Союз благоденствия».
Надо отметить, что Иван Пущин, осознавая огромный талант друга, по-братски настойчиво отодвигал Пушкина от участия в готовящемся заговоре, но при этом открыто выражал ему свои либеральные взгляды. «Если Пущин и колебался принять Пушкина в тайное общество, то нет никакого сомнения, что его беседы поддерживали в поэте тот образ мыслей, который высказывался в его стихотворениях и готовил ему скорую ссылку. Такое же влияние должна была иметь самая жизнь Пущина», – читаем в предисловии к «Запискам И. И. Пущина о Пушкине».
В январе 1825 года Пущин посетил своего лицейского друга А. С. Пушкина, находящегося в ссылке в Михайловском. В своих записках Пущин пишет: «Я подсел к А. И. Тургеневу и спрашиваю: не имеет ли он каких-нибудь поручений к Пушкину, потому что я в Генваре буду у него. „Как! Вы хотите к нему ехать? Разве не знаете, что он под двойным надзором – и полицейским, и духовным?“. „Всё это знаю; но знаю также, что нельзя не навестить друга после пятилетней разлуки в теперешнем его положении“».
Описание встречи в Михайловском стало кульминацией записок: «Не было силы остановить лошадей у крыльца, протащили мимо и засели в снегу не расчищенного двора… Я оглядываюсь: вижу на крыльце Пушкина, босиком, в одной рубашке, с поднятыми вверх руками. Не нужно говорить, что тогда во мне происходило. Выскакиваю из саней, беру его в охапку и тащу в комнату. На дворе страшный холод, но в иные минуты человек не простужается. …Наконец пробила слеза». Пущин был удивлён, что дверь во внутренние комнаты была заперта, дом не топлен и жизненное пространство знаменитого на всю Россию поэта сократилось до кабинета-спальни. Но кого тогда это волновало? «Прежняя живость его во всём проявлялась, в каждом слове, в каждом воспоминании: им не было конца в неумолкаемой нашей болтовне. Я привёз ему в подарок „Горе от ума“ в рукописном варианте. После обеда, за чашкой кофею, он начал читать её вслух».
А потом были Сенатская площадь, арест, Шлиссельбургская крепость, тягостное ожидание приговора, по которому казнь была заменена Пущину ссылкой в сибирские рудники, – и долгий путь к месту отбывания наказания. В декабре 1827 года, узнаем из «Писем Г. С. Батенькова, И. И. Пущина и Э. Г. Толля» (1936), электронная копия которых находится в фонде Президентской библиотеки, Пущин пишет из Иркутска отцу: «Мы выехали дальше на обывательских лошадях с жандармами и частным приставом, который так добр, что на ночь позволяет нам снимать цепи, что мы делаем с осторожностью, ибо за этими людьми присматривают, и всякое добро может им сделать неприятность».
Многое говорят о жизни ссыльного строки из письма одному из директоров Царскосельского лицея Е. А. Энгельгардту из Читы в марте 1830 года: «Об себе я ничего особенного не имею вам сказать. Я много уже перенёс и ещё больше предстоит в будущем, если Богу угодно будет продлить надрезанную мою жизнь; но всё это я ожидаю как должно человеку, понимающему причину вещей и непременную их связь с тем, что рано или поздно должно восторжествовать, несмотря на усилие людей – глухих к наставлениям века».
Лилия Добринская, автор предисловия к серии открыток «Портреты декабристов» художника А. Рыбакова (2014), делает очень точный вывод: «Царь праздновал победу – враг повержен и заперт в тюрьмы. Но прав был декабрист Лунин, сказавший: „От людей можно отделаться, но от их идей нельзя“… Для всех последующих поколений декабристы были безусловными героями, ибо они, по словам Герцена, „разбудили душу нового поколения“».
Источник: Президентская библиотека
| < Предыдущая | Следующая > |
|---|